И, надобно сказать, это подействовало: небеса действительно отверзлись. Поначалу оттуда хотел снизойти Святой Дух, но, памятуя об оскудении последнего именно в связи с голодным молодым человеком, наверху решили не рисковать, а через посредников договориться о встрече на нейтральной территории. Оказалось, что и Сам владыка престола тоже имеет ряд претензий. Так что с Шефом ему было о чем поговорить наедине.

– На встречу позднее был приглашен и я, – гордо заявил Азаил. – В качестве независимого консультанта, чтобы не вышло как в прошлый раз.

– В прошлый раз, это когда? – поинтересовался я.

– Как с Адамом и его грехопадением, случившимся по наущению Шефа. Последний, как известно у вас по книге, так и не был выслушан Творцом, и в последующих прениях с Самим предпочитал опираться на независимых посредников. Или побывавших и там, и там, – добавил он.

Сам и Шеф сошлись на нейтральной стороне, в неопределенном месте между обоими царствами, вход на платформе станции метро «Кропоткинская», далее пешком. Первое время они беседовали без посторонних, но затем туда был приглашен молодой человек. Почти одновременно позвали и Азаила.

Когда молодой человек прибыл на место, его глазам предстал хорошо знакомый ему Шеф с одной стороны, Сам, прикрывающий Свой лик тьмой серафимов с другой и мужчина средних лет в деловом костюме строго посередине. Последний в двух словах постарался объяснить только что проснувшемуся благодетелю землян, зачем его отвлекли.

Молодой человек сперва просто слушал довольно напыщенную – ну еще бы, в такой обстановке, и по такой роли, – речь Азаила. Крутил головой то в одну, то в другую сторону. А когда речь окончилась, и наступила никем не прерываемая, а оттого особенно неловкая, пауза, неожиданно спросил:

«Прошу прощения, но я так и не понял причин моего прибытия. Может можно объяснить в двух словах, в чем заключаются мои промашки?».

Шеф фыркнул и объяснил, свою точку зрения: чистой душе в его владениях пребывать опасно. И он за последствия не ручается. Сам кивнул головой в ответ, молодой человек изумленно воззрился на него.

«Через нечестивое благое свершаешь, – произнес Сам устами ближайших к его устам серафимов. – В созданном Мной мире не может быть, чтобы раб Мой, добро творил, ко злу обращаясь».

«Да еще в глобальном масштабе», – поддакнул Шеф.

Молодой человек попытался возразить, но разве можно пререкаться с Самим? Вот и у него не вышло.

«Мало того, что пытаешься сотворить царствие небесное на земле, по Моим прикидкам ты его и создашь к концу срока, контрактом отмеченного. Жизнь наладишь такую, что о тебе великая слава пойдет по временам и землям. И о чем будут желать тогда праведники, попадая в Мое царствие? Что нового узрят они? Чем восхитятся и поразятся – ну, не считая Меня на престоле, вкруг которого сядут? Да и с чего пойдут они отныне в Мое царствие, когда храмы пусты, а слуги Мои либо разбежались, либо позорят себя твоим славословием. Некоторые и так уже отказываются входить во Врата. Создают альтернативу, понимаешь! – после паузы резко произнес Сам. Шеф немедля кивнул. – В Моих владениях и так волнения начались, да голоса, тебя защищающие, возвысились. Праведники десятками по дню на твою сторону переходят. Уж и пророки повернули. Намедни Магомет сказал Мне, что готов свой меч обнажить, дабы ты по нему в Мою обитель перебрался – как избранный. А Моисей божится быть проводником – и на этот не плутать, как Сусанин».

«У меня в точности тоже. Грешники возмечтали тебя увидеть. Платон бузит больше всех, прижимая к груди рукопись своего трактата „Государство“ – честное слово, не знаю, как пронес – жаждет услышать о новом царствии благоденствия, которое он сам описать пытался. Язычник, а уже многих недобропорядочных христиан, иудеев да мусульман, не говоря о прочих, подбил на встречу в первом круге – с цветами и пиром. И не только Ницше, его-то понятно, но и Толстого, и Аристотеля. Главное, как будто я там уже не указ!».

«Главное, как будто Я не указ, – рявкнул Сам так, что на некоторое время все оглохли. – Нигде, ни в одном писании, не говорится, чтоб человек способен был создать царствие земное да еще прекрасней небесного. Более того, сказано, блаженны нищие духом, только им, верящим в Меня без разумения, без оглядки, и будет предоставлено место одесную. Левшам – ошуюю. Но ему, видать, священные книги ничто. Все же решился – да еще с твоей помощью», – и зло ткнул перстом в Шефа. Тот едва успел увернуться.

«Если б я постиг, – жалобно ответил он. – Ведь Ты один обладаешь всезнанием».

«И еще вседозволенностью, – смачно добавил молодой человек. – Можно подумать, без меня все заглохнет».

Сам прозрел и это и холодно усмехнулся.

«Насчет вседозволенности ты прав. Но только это мой мир, и я его единственный полновластный хозяин. А тут нашелся кропоткинец, думающий, что он один способен мир, Мной задуманный и Мне подчиняющийся, от Моих ошибок исправить. Уволь, не выйдет. Я не собираюсь ничего менять в его устройстве. И никому не позволю, тем паче зарвавшемуся на добре рабу Моему».

«Я не раб Тебе», – спокойно ответил молодой человек.

«Вот уже как. Хорошо. Тогда Я сделаю так, что вы все разом забудете о деяниях его. Все всё забудут, отныне и навеки вечные».

«Постой, Владыка, а как же Завет», – вострепетав что было силы, пискнул Шеф, чувствуя, что еще чуть больше прогневайся Сам на род людской, и князь тьмы останется без работы.

Сам недовольно посмотрел поверх него. Помолчал, выдержав такую паузу, что Гоголю не по себе стало. Но затем кивнул.

«Да будет так. Не будем ничего решать заново. Все рабы Мои вернутся в храмы. И как прежде, будут усердно молиться, в надежде умилостивить Мой гнев об изначально запятнавшем себя грехопадением человечестве, веруя в Меня добросердечного, но куда больше в Меня ревнителя, хранителя и стража и жаждая получить хоть каплю Моей милости. Но только в Моем царстве! В Моем, а не твоем, раб Мой!».

И не дав ни молодому человеку, ни Шефу слова сказать, щелкнул пальцами. И тотчас все погрузилось во тьму.

А когда Азаил пришел в себя, то обнаружил, что стоит под знакомой дверью и пытается нажать на звонок. Время немного запоздало с началом движения, и потому Азаил несколько раз тщетно пытался тыкнуть застывшим пальцем в кнопку. И лишь после проклюнувшегося в сознании небесного гласа, прочитавшего ему инструкцию о неразглашении случившегося, время соизволило сдвинуться с мертвой точки. А Азаил, позвонив, но не дождавшись ответа, привычным образом, то есть, просочившись через дверь, попал ко мне домой, дабы, как ему и приказали, подначить меня на покупку книги.

– Тоже мне независимый наблюдатель, – хрипло произнес я, после очень долгой паузы. Внутри все кипело, руки сжимались в кулаки, хотелось, и смеяться, и плакать от великой досады. – Что же ты слова не молвил в защиту? Ты представляешь, как бы мы жили через десять лет?

Он только головой покачал.

– Нигде бы и никак бы вы не жили. Скажи спасибо, что Шеф побоялся остаться безработным – иначе история рода человеческого вполне могла начаться с райских кущ. Или ты так ничего и не понял?